Для SUR на русском выпуск от 04.01.2019
Александр Шенгелия – скульптор, член-корреспондент Российской академии художеств, член Союза художников России. Его работы находятся в коллекциях музеев и частных коллекциях Москвы, Вашингтона, Мехико, Сантьяго, Дели, Варшавы, Хельсинки, Вены. В его работах удивительный микс исторических персонажей и современных тенденций, элементы природы переплетаются с образами из мира грез и фантазий, в работах автор словно приподнимается над временем и пытается увидеть будущее. Александр любит Испанию и ее историю, культуру, архитектуру и традиции. Несколько лет назад купил квартиру в Бенальмадене и приезжает сюда пару раз в год.
Биографическая справка.
Учился в Московской средней художественной школе с 5 по 11 класс.
В 1975 году закончил Московский художественный институт им. Сурикова.
В 1977 году был принят в Союз Художников СССР.
Сейчас член международного художественного фонда «International Art Fund» и член IFA (International Federation of Artists).
Имеет несколько золотых и памятных медалей от Академии Художеств
— Александр, вы учились в художественной школе.
— Она была напротив Третьяковской галереи, куда мы бегали на переменах, кстати там я однажды увидел Марка Шагала. После занятий ходили в Пушкинский музей и проводили там время до его закрытия. Мой вкус развивался на лучших образцах русской и мировой культуры. В школе были и москвичи, и интернатские гении со всей России. Это была школа вундеркиндов, мы учились у учителей и друг у друга.
— Где вы родились?
— Мой отец был грузин, ведущий художник Мосфильма, дважды лауреат Государственной премии, народный и заслуженный художник СССР. Так вот мой папа вез мою маму, беременную мной, пять суток на поезде по Военно-Грузинской дороге, чтобы я родился в Грузии и сделал там свой первый вздох. После мы вернулись в Москву, где я прожил всю свою жизнь. Я воспитан на русской культуре, говорю по-русски и считаю себя русским человеком.
— Александр, вы помните, с какого момента вам захотелось творить?
— Мы жили в коммунальной квартире на Шаболовке, готовили на керосинках, ванной не было, и мы ходили мыться в баню. Мне было тогда 2,5 года, и в бане я увидел женщину, вероятно беременную тройней. Вернувшись домой, я взял пластилин и слепил фигурку этой женщины, такое сильное впечатление она на меня произвела. Конечно, мое первое произведение было больше похоже на фигурки с острова Пасхи, нос я сделал из грифеля, а глазки нарисовал. Бабушка посмотрела и сказала: «Гений!» Так все и началось.
— В вашей семье всегда была творческая обстановка?
-Да, моя бабушка была журналистом, а дед – завотделом классической литературы в ДетГИЗе. Он был знаком с Горьким, Маяковским, а когда Пастернаку не давали выезд из страны для получения Нобелевской премии, и он был в стесненных обстоятельствах, дед ему помогал, давал делать шекспировские переводы, чтобы тот мог заработать. У нас была книга с его благодарственной надписью «Вы протянули мне руку помощи в трудное время». У нас в гостях бывали художники, артисты, в их числе Марлен Хуциев, Сергей Параджанов, скульптор Георгий Таидзе. Отец, Леван Александрович, был талантливый художник, он удивительно чувствовал цвет и сочетал тона как никто другой, я всегда восторгался его мастерством. Когда я начинал, он говорил мне: “Цвет надо держать, как боксер держит удар». Когда мне было 4 года, на своих плечах отец носил меня на первомайскую демонстрацию, и я помню Сталина на Мавзолее.
Еще из воспоминаний про деда: до работы в ДетГИЗе он работал в одном кабинете с Н.К. Крупской, они занимались системой образования. И в конце дня В.И. Ленин заглядывал в кабинет, мой дед его видел много раз и рассказывал мне об этом. Дед был дворянин, когда пришла Советская власть, он ее принял. Дед ездил в поезде по России с библиотекой, раздавал книги, ведь купить литературу было невозможно. Списанные книги с библиотечным штампом он приносил домой, чтобы их не уничтожили. Его фамилия была Лунин, а его мама была Карагодина. Одного из опричников Ивана Грозного звали Карагода, ему дали дворянство, и он стал Карагодиным. Так что у нас настоящая фамильная история. Я впитывал с детства атмосферу нашего дома, где бывали художники, кинематографисты, журналисты и писатели. Устраивались праздники, играли в шарады, ставили спектакли, всегда было интересно.
-Александр, какой тематике были посвящены ваши первые работы?
— Я всегда искал нестандартные подходы, старался выйти за рамки общепринятых установок. Во время учебы в художественной школе я делал работы как в рамках занятий, так и для себя. Иногда их просили принести и показать, и работы получали похвалы от Художественного совета. Так, была работа «Жизнь», где атлет шел по острию ножа, балансируя, и нес на плече меч; была работа «Харакири», где человек занес нож, была работа «Адам и Ева» с двумя изящными стилизованными фигурами, где Ева передавала яблоко Адаму. Позже были другие работы, и с ними иногда происходили удивительные истории. Например, работа «Не дадим врагам топтать землю русскую», я ее делал в двух экземплярах, один находится в Академии художеств России, второй у меня. Размеры работы 1,60х1,60, в ней 11 фигур, хоругви, набат. Около года я собирал материалы, ездил на Русский север, в Кириллово-Белозерский монастырь, Ферапонтов монастырь, где смотрел фрески, расписанные Дионисием и сыновьями. За эту работу я получил похвалу от ректора Николая Васильевича Томского. Дипломной работой была скульптура Виктора Хара. Позже эта работа была подарена Луису Корвалану и предположительно находится в Чили.
— Ваши работы находятся в разных музеях и частных коллекциях?
— Да, например работа «Леонардо да Винчи» находится в Городском музее г. Кургана. Серия «Первостроители и ударники производства» в городском музее Комсомольска-на-Амуре. Монументальная работа высотой 5,5 метров «Антивоенная демонстрация» — в Казани в бывшем музее Ленина, сейчас Художественный музей. Работа «Два мастера» — в Вашингтоне, в частной коллекции, а работа «Медитация» — в Варшаве, в Польше, «Лотос» — в Индии в частной коллекции одного известного дипломата. Часть работа передана на хранение в Академию художеств России, в Культурный фонд России и в Третьяковскую галерею, часть находится в моей коллекции.
-Вы принимали участие в конкурсах?
— Я участвовал в конкурсе памятников Первой мировой войне на Поклонной горе. Конкурс выиграл другой человек, однако это был интересный опыт. Еще планировался конкурс для Парка скульптур в Сочи, но проект не осуществился. Вообще иногда бывают интересные истории. Одна из моих работ сейчас в Австрии, в частной коллекции. Ее владелец Лев по гороскопу, и он собирал львов. Моя работа «Мажушри» — символ мудрости Будды, мчащегося на льве, в его руке меч, и он разгоняет облака невежества и сомнений. Другая работа – «Вече» с вечевым колоколом была сделана для ЦК профсоюзов по странной аналогии, для заказчика слова Вече и ВЧК были похожи, а в ВЧК он работал много лет и заказал эту работу. Она была в гостинице «Спутник» на Ленинском проспекте, это рельеф, где есть море, челн, паруса, православное солнце. Потом началась перестройка, и на месте барельефа поставили пункт обмена валют. Другая работа была в гостинице «Орленок», между первым и нижним этажом с гардеробом. Это была карта Москвы размером 55 кв.м., там были Кремль, памятники Маяковскому, Горькому, Рабочий и Колххозница, Минин и Пожарский, там была Триумфальная арка и многое другое. Позже ее зашили и сделали барную стойку.
— Расскажите о вашей работе «Посейдон»?
— В Бенальмадене недалеко от нас есть улица Посейдона, рядом с ней овраг с речкой и эвкалиптовой рощей и старый уже неиспользуемый мост. Там такая натура необычная, мне бы хотелось, чтобы там сделали парковую зону, где бы я поставил свою скульптуру Посейдон. Очень красивое место для прогулок, и о нем мало кто знает.
— У вас прекрасные, совершенно необычные картины!
— Эти картины я написал здесь, в Бенальмадене. Это все проекты работ, которые я замыслил воплотить в жизнь в виде скульптур. Одна из них картина «Троица», где Святой град Иерусалим светится изнутри, Троица парит в воздухе, вокруг должны быть 4 архангела с мечами, и все это символизирует и оберегает нашу многонациональную многоконфессиональную страну. Другая картина – «Храм Божьей веры». Здесь, если присмотреться, башни похожи на кактусы в парке Палома, и их декор – это ракушки и камушки с пляжа. Это эскиз проекта, который я хочу осуществить здесь, на Коста дель Соль. Я хочу построить большой архитектурный парк, что-то похожее по стилю и размеру на Замок Коломарес. Но мой проект – синтез искусства: музыки, света и цвета, я вижу скульптуры с подсветкой, чтобы по вечерам здесь играла музыка, горели огни, и это был бы парк, где можно провести время с семьей и с друзьями. Вокруг могут быть торговые зоны, ресторанчики и магазины сувениров, настоящий развлекательный и культурный центр, где основа – парк скульптур.
— Вы планируете здесь другие проекты?
— Да, я хочу здесь же отливать скульптуры из бронзы. На данный момент я ищу литейный цех, где я б мог это делать. Еще есть мысли делать работы из керамики, они позволяют больше использовать колористику, но конечно не такие прочные, как работы из бронзы. Возможно, что я буду давать мастер-классы взрослым и детям по скульптуре, керамике, росписи. Пока я присматриваюсь и ищу людей, заинтересованных в подобных идеях. В дальнейшем, возможно, я буду бывать здесь больше, и часть моих интересов будет находиться на побережье.
— Расскажите пожалуйста о вашей последней работе – бюст Антонио Бандераса.
— Я на побережье попал впервые почти 20 лет назад и почти сразу услышал о том, что Антонио Бандерас – уроженец Малаги. Как человек творческий, я отношусь с уважением к людям такой величины, харизмы, таланта и красоты, и я решил сделать его бюст. Сейчас на побережье я привез бюст из гипса, в Москве остался бюст, отлитый в бронзе. Я бы хотел в знак межкультурного и межнационального обмена передать работу из гипса в один из местных музеев, возможно в Музей Малаги, а работу из бронзы – в Музей Прадо.
— Александр, какой литературный образ вам близок?
— Мне в молодости импонировала героика, и был близок Прометей, ценой своих мучений подаривший людям огонь. Тогда эпиграфом моего творчества был отрывок из стихотворения Байрона «Прометей».
’’Но не изменится душа,
Бессмертной твердостью дыша,
И чувство, что умеет вдруг
В глубинах самых горьких мук
Себе награду обретать,
Торжествовать, и презирать,
И Смерть в Победу обращать’’.
Сейчас мне хочется познать божественное величие мироздания, ощутить святую природу. Я провоцирую зрителя, собеседника, ученика оглядеться вокруг, заставляю его заглянуть в себя внутренним взором, устремить его взгляд на небо, на землю, на то, что же происходит со всеми нами. Однако только средствами изобразительного искусства сделать это не просто. Скульптура, как самое не массовое, но вечное искусство, сама по себе должна быть лаконична, она ограничена в красочности и литературном повествовании. Я пытаюсь через многоплановое ритмичное акцентирование гипертрофических форм, через внутреннюю энергию, экспрессию, пафос, драматургию, героику и глубину содержания произведения создать некий символ, несущий в себе код многоуровневого понимании, обращенный к субъективному зрителю, созерцающему объект пластической лингвистики – скульптуры.